Текущая страница: 4 (всего у книги 60 страниц)

Шрифт:

100% +

Записка самоубийцы

Завтра, когда мое тело найдут,
Плач и рыданья поднимутся тут.

Станут жалеть о судьбе дарований,
Смерть назовут и случайной и ранней,

И, свои прежние речи забыв,
Станут мечтать, как я был бы счастлив.

Только одни стебельки иммортели
Тихо шепнут о достигнутой цели.

* * *

Кончено! кончено! Я побежден.
– Смейтесь!
Погас, погас весенний сон…
Листья осенние, вейтесь!

Медленно всходит былая луна,
Всходит…
Горит в огнях, горит волна;
Челнок опрокинутый бродит.

Утром наляжет на ропотный лес
Иней,
И, все в крови, – укор небес -
Солнце взойдет над пустыней.

* * *

…я вернулся на яркую землю,
Меж людей, как в тумане, брожу,
И шумящему говору внемлю,
И в горящие взоры гляжу.

Но за ропотом снежной метели
И под шепот ласкающих слов -
Не забыл я полей асфоделей,
Залетейских немых берегов.

И в сияньи земных отражений
Мне все грезятся – ночью и днем
Проходящие смутные тени,
Озаренные тусклым огнем.

* * *

Я бы умер с тайной радостью
В час, когда взойдет луна.
Овевает странной сладостью
Тень таинственного сна.

Беспредельным далям преданный,
Там, где меркнет свет и шум,
Я покину круг изведанный
Повторенных слов и дум.

Грань познания и жалости
Сердце вольно перейдет,
В вечной бездне, без усталости,
Будет плыть вперед, вперед.

И все новой, странной сладостью
Овевает призрак сна…
Я бы умер с тайной радостью
В час, когда взойдет луна.

* * *

Ни красок, ни лучей, ни аромата,
Ни пестрых рыб, ни полумертвых роз,
Ни даже снов беспечного разврата,
Ни слез!

Поток созвучий все слова унес,
За вечера видений вот расплата!
Но странно нежит эта мгла без грез,
Без слез!

Последний луч в предчувствии заката
Бледнеет… Ночь близка… Померк утес.
Мне все равно. Не надо – ни возврата,
Ни слез!

В пути

* * *

Сумрак за черным окном
В полночь тоскливо погас.
Думы овеяны сном
В этот загадочный час.

Странницы жизни, мечты
Около длинных гробниц,
В склепе былой красоты,
Пали, простерлися ниц.

Звук заклинающих слов,
Дрогнув среди тишины,
Тихо коснулся гробов,
Словно улыбка луны.

В девственно чистых венцах,
В белом сияньи одежд
Вот приподнялись в гробах
Тени погибших надежд.

Очи глядят на меня,
Руки тревожно дрожат…
Сладко предчувствие дня,
Томен цветов аромат.

Сердце, зачем, о, зачем
Ты умираешь во сне!
Сумрак, бесстрастен и нем,
Тускло глядится ко мне.

* * *

Тайны мрака побледнели;
Неземные акварели
Прояснились на востоке;
Но, таинственно-далеки,
Звезды ночи не хотели,
Уступив лучу денницы,
Опустить свои ресницы.

И в моей душе усталой
Брезжит день лазурно-алый,
Веет влагой возрожденья, -
Но туманные сомненья
Нависают, как бывало,
И дрожат во мгле сознанья
Исступленные желанья.

* * *

Прохлада утренней весны
Пьянит ласкающим намеком;
О чем-то горестно далеком
Поют осмеянные сны.

Бреду в молчаньи одиноком.

О чем-то горестно далеком
Поют осмеянные сны,
О чем-то чистом и высоком,
Как дуновение весны.

Бреду в молчаньи одиноком.

О чем-то странном и высоком,
Как приближение весны…
В душе, с приветом и упреком,
Встают отвергнутые сны.

Бреду в молчаньи одиноком.

* * *

Из бездны ужасов и слез,
По ступеням безвестной цели,
Я восхожу к дыханью роз
И бледно-палевых камелий.

Мне жаль восторженного сна
С палящей роскошью видений;
Опять к позору искушений
Душа мечтой увлечена.

Едва шепнуть слова заклятий, -
И блеском озарится мгла,
Мелькнут, для плясок, для объятий,
Нагие, страстные тела…

Но умирает вызов властный
На сомкнутых устах волхва;
Пускай желанья сладострастны, -
Покорно-холодны слова!

Май 1806

* * *

Последние думы
О яркой земле
Витают, угрюмы,
В безжизненной мгле;

Зловещи и хмуры,
Скользят меж теней,
Слепые лемуры
Погибших страстей;

Шныряют как совы
В сиянии дня, -
Готовы, готовы
Вонзиться в меня!

Но мысль отгоняет
Невольный испуг:
Меня охраняет
Магический круг,

И, тайные знаки
Свершая жезлом,
Стою я во мраке
Бесстрастным волхвом.

Сентябрь 1806

* * *

Не плачь и не думай:
Прошедшего – нет!
Приветственным шумом
Врывается свет.

Уснувши, ты умер
И утром воскрес, -
Смотри же без думы
На дали небес.

Что вечно – желанно,
Что горько – умрет…
Иди неустанно
Вперед и вперед.

* * *

В час, когда гений вечерней прохлады
Жизнь возвращает цветам,
К Озеру Снов, по знакомым тропам,
Медленно тянутся гады.

Там они, в ясной и чистой тиши,
Водят круги омерзительной пляски,
Правят под месяцем липкие ласки,
Слизью сквернят камыши.

В жуткой тревоге святые виденья
К небу восходят, как белый туман;
Сны мои черны, – и снова я пьян
Мутным вином искушенья.

* * *

О, когда бы я назвал своею
Хоть тень твою!
По и тени твоей я не смею
Сказать: люблю.

Ты прошла недоступно небесной
Среди зеркал,
И твой образ над призрачной бездной
На миг дрожал.

Он ушел, как в пустую безбрежность,
Во глубь стекла…
И опять для меня – безнадежность,
И смерть, и мгла!

Завершение

Годы молчания

Есть для избранных годы молчания.
Они придут -
И осудят былые желания…
О, строгий суд!

Но томленье о благе единственном
Не явит нам,
Как пройти переходом таинственным
К иным мечтам.

В лабиринте блуждая, бессильные,
Собьемся мы,
И заманят нас в глуби могильные
Соблазны тьмы!

* * *

И в ужасе я оглянулся назад,
И понял безумие жизни.
– Померк! да, померк торжествующий взгляд,
Ты понял безумие жизни!

В безумии жизни я не был рабом,
Не буду и ради блаженства!
– Блуждай же, безумец, в томленьи пустом:
Тебе не изведать блаженства!

* * *

Еще надеяться – безумие.
Смирись, покорствуй и пойми;
Часами долгого раздумия
Запечатлей союз с людьми.

Прозрев в их душах благодатное,
Прости бессилие минут:
Теперь уныло-непонятное
Они, счастливые, поймут.

Так. Зная свет обетования,
Звездой мерцающий в ночи,
Под злобный шум негодования
Смирись, покорствуй и молчи.

Обязательства

Я не знаю других обязательств,
Кроме девственной веры в себя.
Этой истине нет доказательств,
Эту тайну я понял, любя.

Бесконечны пути совершенства,
О, храни каждый миг бытия!
В этом мире одно есть блаженство -
Сознавать, что ты выше себя.

Презренье – бесстрастие – нежность -
Эти три, – вот дорога твоя.
Хорошо, уносясь в безбрежность,
За собою видеть себя.

Отреченье

Как долго о прошлом я плакал,
Как страстно грядущего ждал,
И Голос – угрюмый оракул -
«Довольно!» сегодня сказал.

«Довольно! надежды и чувства
Отныне былым назови,
Приветствуй лишь грезы искусства,
Ищи только вечной любви.

Ты счастием назвал волненье,
Молил у страданий венца,
Но вот он, твой путь, – отреченье,
И знай: этот путь – без конца!»

Числа

Не только в жизни

богов и демонов раскрывается

могущество числа.

Пифагор

Мечтатели, сибиллы и пророки
Дорогами, запретными для мысли,
Проникли – вне сознания – далеко,
Туда, где светят царственные числа.

Предчувствие разоблачает тайны,
Проводником нелицемерным светит:
Едва откроется намек случайный,
Объемлет нас непересказный трепет.

Вам поклоняюсь, вас желаю, числа!
Свободные, бесплотные, как тени,
Вы радугой связующей повисли
К раздумиям с вершины вдохновенья!

Строгое звено

Для всех приходят в свой черед
Дни отреченья, дни томленья.
Одна судьба нас всех ведет,
И в жизни каждой – те же звенья!

Мы все, мы все переживем,
Что было близко лучшим душам,
И будем плакать о былом,
И клятвы давние нарушим!

За снами страсти – суждено
Всем подступить к заветным тайнам,
И это строгое звено
Не называй в цепи случайным!

* * *

Я прежде боролся, скорбел,
Но теперь я жду.
Я сознал заветный предел,
Забыл вражду.

Остановить, что быть должно,
Нет сил.
Тому бороться смешно,
Кто победил.

Если победа судьбой дана,
Знай и смирись.
Так меня – безвольно волна
Возносит в высь.

Лирические поэмы

Идеал 1

Ее он увидел в магический час;
Был вечер лазурным, и запад погас,
И первые тени над полем и лесом
Дрожали, сквозили ажурным навесом.
В таинственном храме весенних теней,
Мечтатель, он встретился с грезой своей.

2

Они обменялись медлительным взглядом…
И девичьим, белым, прозрачным нарядом
Она замелькала меж тонких стволов,
И долго смотрел он, – без грез и без слов,
Смотрел, наслаждаясь представшим виденьем,
Смотрел, отдаваясь наставшим мгновеньям.

3

Сияньем их жизнь озарилась с тех пор,
Как будто на небе застыл метеор;
И стали их дни многоцветны и ярки,
Как радостных радуг воздушные арки;
Им были слепительны думы и сны,
Как пышное утро расцветшей весны!

4

Но в чистые дали их робких мечтаний
Не смело проникнуть желанье свиданий:
В открытых просторах их девственных грез
Клонились цветы под наитием рос,
Шептала волна на прибрежьи лагуны,
Чуть слышно звенели незримые струны.

5

И дивное счастье поведал им бог.
Вдали от людей и от шумных тревог,
В молчаньи лесном, убаюканном тайной,
Друг с другом они повстречались случайно.
Так в старой беседке, игрой ветерка,
Друг с другом сплетаются два лепестка.

6

И, точно друзья после долгой разлуки,
Они протянули уверенно руки,
И все, о чем каждый мечтал сам с собой,
Другой угадал вдохновенной душой.
И были не нужны ни клятвы, ни речи
При этой короткой задумчивой встрече.

7

То был мотылек, пилигрим вечеров,
Который подслушал прощанье без слов;
То было смущенное облачко мая,
Которое, в дали лазоревой тая,
Над лилией видело алый цветок:
Улыбку, склоненную к трепету щек!

8

И больше они никогда не встречались!
Но светлой святыней в их душах остались
Блаженные тени мгновенного дня…
И жили они, эту тайну храня,
И память о жизни, о горестной жизни,
Была их наградой в небесной отчизне.

Сон пророческий

В мое окно давно гляделся день;
В моей душе, как прежде, было смутно.
Лишь иногда отрадою минутной
Дышала вновь весенняя сирень,
Лишь иногда, пророчески и чудно,
Мерцал огонь лампады изумрудной.

Минутный миг! и снова я тонул
В безгрезном сие, в томительном тумане
Неясных форм, неверных очертаний,
И вновь стоял неуловимый гул
Не голосов, а воплей безобразных,
Мучительных и странно неотвязных.

Мой бедный ум, как зимний пилигрим,
Изнемогал от тщетных напряжений.
Мир помыслов и тягостных сомнений,
Как влажный снег, носился перед ним;
Казалось: ряд неуловимых линий
Ломался вдруг в изменчивой картине.

Стал сон ясней. Дымящийся костер
На берегу шипел и рассыпался.
В гирляндах искр туманно означался
Безумных ведьм неистовый собор.
А я лежал, безвольно распростертый,
Живой для дум, но для движений мертвый.

Безмолвный сонм собравшихся теней
Сидел вокруг задумчивым советом.
Десятки рук над потухавшим светом
Тянулись в дым и грелись у огней;
Седых волос обрывки развевались,
И головы медлительно качались.

И вот одна, покинув страшный круг,
Приблизилась ко мне, как демон некий.
Ужасный лик я видел через веки,
Горбатый стан угадывал, – и вдруг
Я расслыхал, как труп на дне гробницы,
Ее слова, – как заклинанья жрицы.

«Ты будешь жить! – она сказала мне. -
Бродить в толпе ряды десятилетий,
О, много уст вопьются в губы эти,
О, многим ты «люблю» шепнешь во сне!
Замрешь не раз в порыве страсти пьяном…

Ты будешь петь! Придут к твоим стихам
И юноши и девы, и прославят,
И идол твой торжественно поставят
На высоте. Ты будешь верить сам,
Что яркий луч зажег ты над туманом…
Но будет все – лишь тенью, лишь обманом!

Ты будешь ждать! И меж земных богов
Единого искать, тоскуя, бога.
И, наконец, уснет твоя тревога,
Как буйный ключ среди глухих песков.
Поверишь ты, что стал над Иорданом…
Но будет все – лишь тенью, лишь обманом!»

Сказав, ушла. Хотел я отвечать,
Но вдруг костер, пред тем как рухнуть, вспыхнул,
И шепот ведьм в беззвездной ночи стихнул,
Ужасный сон на грудь мне лег опять.
Вновь понеслись бесформенные тени,
И лишь в окно вливалась песнь сирени.

TERTIA VIGTLIA
1898 – 1901

Памяти Ивана Коневского и Георга Бахмана, двух ушедших.

Возвращение

Возвращение

Я убежал от пышных брашен,
От плясок сладострастных дев.
Туда, где мир уныл и страшен;
Там жил, прельщения презрев.

Бродил, свободный, одичалый,
Таился в норах давней мглы;
Меня приветствовали скалы,
Со мной соседили орлы.

Мои прозренья были дики,
Мой каждый день запечатлен;
Крылато-радостные лики
Глядели с довременных стен.

И много зим я был в пустыне,
Покорно преданный Мечте…
Но был мне глас. И снова ныне
Я – в шуме слов, я – в суете.

Надел я прежнюю порфиру,
Умастил миром волоса.
Едва предстал я, гордый, пиру,
«Ты царь!» – решили голоса.

Среди цариц веселой пляски
Я вольно предызбрал одну:
Да обрету в желаньи ласки
Свою безвольную весну!

И ты, о мой цветок долинный,
Как стебель, повлеклась ко мне.
Тебя пленил я сказкой длинной…
Ты – наяву, и ты – во сне.

Но если, страстный, в миг заветный,
Заслышу я мои трубный звук, -
Воспряну! кину клич ответный
И вырвусь из стесненных рук!

Я

Мой дух не изнемог во мгле противоречий,
Не обессилел ум в сцепленьях роковых.
Я все мечты люблю, мне дороги все речи,
И всем богам я посвящаю стих.

Я возносил мольбы Астарте и Гекате,
Как жрец, стотельчих жертв сам проливал я кровь,
И после подходил к подножиям распятий
И славил сильную, как смерть, любовь.

Я посещал сады Ликеев, Академий,
На воске отмечал реченья мудрецов;
Как верный ученик, я был ласкаем всеми,
Но сам любил лишь сочетанья слов.

На острове Мечты, где статуи, где песни,
Я исследил пути в огнях и без огней,
То поклонялся тем, что ярче, что телесней,
То трепетал в предчувствии теней.

И странно полюбил я мглу противоречий
И жадно стал искать сплетений роковых.
Мне сладки все мечты, мне дороги все речи,
И всем богам я посвящаю стих…

* * *

Ребенком я, не зная страху,
Хоть вечер был и шла метель,
Блуждал в лесу, и встретил пряху,
И полюбил ее кудель.

И было мне так сладко в детстве
Следить мелькающую нить,
И много странных соответствий
С мечтами в красках находить.

То нить казалась белой, чистой;
То вдруг, под медленной луной,
Блистала тканью серебристой;
Потом слилась со мглой ночной.

Я, наконец, на третьей страже.
Восток означился, горя,
И обагрила нити пряжи
Кровавым отблеском заря!

Любимцы веков

Ассаргадон
Ассирийская надпись

Я – вождь земных царей и царь, Ассаргадон.

Едва я принял власть, на нас восстал Сидон.
Сидон я ниспроверг и камни бросил в море.

Египту речь моя звучала, как закон,
Элам читал судьбу в моем едином взоре,
Я на костях врагов воздвиг свой мощный трон.
Владыки и вожди, вам говорю я: горе!

Кто превзойдет меня? кто будет равен мне?
Деянья всех людей – как тень в безумном сне,
Мечта о подвигах – как детская забава.

Я исчерпал до дна тебя, земная слава!
И вот стою один, величьем упоен,
Я, вождь земных царей и царь – Ассаргадон.

Халдейский пастух

Отторжен от тебя безмолвием столетий,
Сегодня о тебе мечтаю я, мой друг!
Я вижу ночь и холм, нагую степь вокруг,
Торжественную ночь при тихом звездном свете.

Ты жадно смотришь вдаль; ты с вышины холма
За звездами следишь, их узнаешь и числишь,
Предвидишь их круги, склонения… Ты мыслишь,
И таинства миров яснеют для ума.

Божественный пастух! среди тиши и мрака
Ты слышал имена, ты видел горний свет:
Ты первый начертал пути своих планет,
Нашел названия для знаков Зодиака.

И пусть безлюдие, нагая степь вокруг;
В ту ночь изведал ты все счастье дерзновенья,
И в этой радости дай слиться на мгновенье
С тобой, о искренний, о неизвестный друг!

Рамсес
Отрывок

По бездорожьям царственной пустыни,
Изнемогая жаждой, я блуждал.
Лежал песок, за валом вал,
Сияли небеса, безжалостны и сини…
Меж небом и землей я был так мал.

И, встретив памятник, в песках забытый,
Повергся я на каменный помост.
Палили тело пламенные плиты,
И с неба падал дождь огнистых звезд.
По в полумгле томительного бреда
Нащупал надпись я на камнях тех:

Черты, круги, людские лики, грифы -
Я разбирал, дрожа, гиероглифы:
«Мне о забвеньи говорят, – о, смех!
Векам вещают обо мне победы!»

И я смеялся смыслу знаков тех
В неверной мгле томительного бреда.
– Кто ты, воитель дерзкий? Дух тревожный?
Ты – Озимандия? Ассаргадон? Рамсес?

Тебя не знаю я, твои вещанья ложны!
Жильцы пустынь, мы все равно ничтожны
В веках земли и в вечности небес.

И встал тогда передо мной Рамсес.
.........................

Сентябрь 1899

Жрец Изиды

Я – жрец Изиды светлокудрой;
Я был воспитан в храме Фта,
И дал народ мне имя «Мудрый»
За то, что жизнь моя чиста.

Уста не осквернял я ложью,
Корыстью не прельщался я,
И к женской груди, с страстной дрожью,
Не припадала грудь моя;

Давал я щедро подаянье
Всем, обращавшимся ко мне…
Но есть в душе воспоминанье,
Как змей лежащее на дне.

Свершал я путь годичный в Фивы…
На палубе я утра ждал…
Чуть Нил влачил свои разливы;
Смеялся вдалеке шакал.

И женщина, в одежде белой,
Пришла на пристань, близ кормы,
И стала, трепетно-несмело,
Там, пред порогом водной тьмы.

Дрожал корабль наш, мертвый, сонный,
Громадой черной перед ней,
А я скрывался потаенно
Меж бревен, весел и снастей.

И, словно в жажде утешенья,
Та, в белом женщина, ждала
И медлила свершить решенье…
Но дрогнула пред утром мгла…

В моей душе все было смутно,
Хотел я крикнуть – и по мог…
Но вдруг повеял ветр попутный,
И кормщик затрубил в свой рог.

Все пробудились, зашумели,
Вознесся якорь с быстротой,
Канаты радостно запели, -
Но пристань видел я – пустой!

И мы пошли, качаясь плавно,
И быстро все светлело вкруг, -
Но мне казалось, будто явно
В воде распространялся круг…

Я – жрец Изиды светлокудрой;
Я был воспитан в храме Фта,
И дал народ мне имя «Мудрый»
За то, что жизнь моя чиста.

Психея

Что чувствовала ты, Психея, в оный день,
Когда Эрот тебя, под именем супруги,
Привел на пир богов под неземную сень?
Что чувствовала ты в их олимпийском круге?

И вся любовь того, кто над любовью бог,
Могла ли облегчить чуть видные обиды:
Ареса дерзкий взор, царицы злобный вздох,
Шушуканье богинь и злой привет Киприды!

И на пиру богов, под их бесстыдный смех,
Где выше власти все, все – боги да богини,
Не вспоминала ль ты о днях земных утех,
Где есть печаль и стыд, где вера есть в святыни!

Цирцея

Я – Цирцея, царица; мне заклятья знакомы;
Я владычица духов и воды и огня.
Их восторгом упиться я могу до истомы,
Я могу приказать им обессилить меня.

В полусне сладострастья ослабляю я чары:
Разрастаются дико силы вод и огней.
Словно шум водопадов, словно встали пожары, -
И туманят, и ранят, всё больней, всё страшней.

И так сладко в бессильи неземных содроганий,
Испивая до капли исступленную страсть,
Сохранять свою волю на отмеченной грани
И над дерзостной силой сохранять свою власть.

Кассандра

Пророчица Кассандра! – тень твоя,
Путь совершив к благословенной Лете,
Не обрела утех небытия,
И здесь твои мечты горят огнем столетий.

Твой дух живет в виденьях лучших дней,
Ты мыслью там, близ Иды, у Скамандра,
Ты ищешь круг тебе родных теней,
Поешь в Аиде им, пророчица Кассандра!

Зовешь вождей и, Фебом вновь полна,
Им славишь месть, надеждой пламенея, -
Что примут казнь ахейцев племена,
Во прах повергнуты потомками Энея!

Но влага Леты упоила всех,
И жажду мести пробуждать в них тщетно!
Уста героев гнет загробный смех:
Ты славишь – все молчит, зовешь – и безответно!

Моисей

Я к людям шел назад с таинственных высот,
Великие слова в мечтах моих звучали.
Я верил, что толпа надеется и ждет…
Они, забыв меня, вокруг тельца плясали.

Смотря на этот пир, я понял их, – и вот
О камни я разбил ненужные скрижали
И проклял навсегда твой избранный парод.
Но не было в душе ни гнева, ни печали.

А ты, о господи, ты повелел мне вновь
Скрижали истесать. Ты для толпы преступной
Оставил свой закон. Да будет так. Любовь

Не смею осуждать. Но мне, – мне недоступна
Она. Как ты сказал, так я исполню все,
Но вечно, как любовь, – презрение мое.

Александр Великий

Неустанное стремленье от судьбы к иной судьбе,
Александр Завоеватель, я – дрожа – молюсь тебе.

Но не в час ужасных боев, возле древних Гавгамел,
Ты мечтой, в ряду героев, безысходно овладел.

Я люблю тебя, Великий, в час иного торжества.
Были буйственные клики, ропот против божества.

И к войскам ты стал, как солнце: ослепил их грозный
взгляд,
И безвольно македонцы вдруг отпрянули назад.

Ты воззвал к ним: «Вы забыли, кем вы были, что теперь!
Как стада, в полях бродили, в чащу прятались, как зверь.

Создана отцом фаланга, вашу мощь открыл вам он;
Вы со мной прошли до Ганга, в Сарды, в Сузы, в Вавилон.

Или мните: государем стал я милостью мечей?
Мне державство отдал Дарий! скипетр мой, иль он ничей!

Уходите! путь открытый! размечите бранный стан!
Дома детям расскажите о красотах дальних стран,

Как мы шли в горах Кавказа, про пустыни, про моря…
Но припомните в рассказах, где вы кинули царя!

Уходите! ждите славы! Но – Аммона вечный сын -
Здесь, по царственному праву, я останусь и один».

От курений залы пьяны, дышат золото и шелк.
В ласках трепетной Роксаны гнев стихает и умолк.

Царь семнадцати сатрапий, царь Египта двух корон,
На тебя – со скриптром в лапе – со стены глядит Аммон.

Стихли толпы, колесницы, на равнину пал туман…
Но, едва зажглась денница, взволновался шумный стан.

В поле стон необычайный, молят, падают во прах…
Не вздохнул ли, Гордый, тайно о своих ночных мечтах?

О, заветное стремленье от судьбы к иной судьбе.
В час сомненья и томленья я опять молюсь тебе!

Из всего многообразия состояний человеческой психики, одним из самых опасных и разрушительных является именно тоска . Это щемящее чувство, постепенно, исподволь, словно коррозия разъедающее психику личности. Это дуновение сырого, промозглого сквозняка, сковывающего мышцы болезненной судорогой, накручивающего суставы на раскаленный вертел. Это ядовитая плесень, разъедающая нервную систему, посылающая отравленные импульсы во все жизненно важные органы.

И если с другими психологическими состояниями души и разума можно, каким-то образом находить точки соприкосновения, использовать их в своих целях, себе на пользу. То с таким понятием, как тоска «разговор» должен быть максимально коротким и однозначным. На компромиссы не идти. Пленных не брать.

Что такое тоска?

Понятие «Тоска», имеет, как минимум два определения, две разновидности.

1. Состояния тоски, вызванной и питаемой персонажами, событиями, окружением, находящимися в настоящем пространственно — временном моменте.
2. Тоска, по тем, кто остался в прошлом, кто был навсегда потерян. Тоска по общественно – политическому строю, сообществу, территориям, безвозвратно канувшим в небытие.

Тоскуем о здесь и сейчас.

Это самый сложный, тяжелее всего поддающийся искоренению вариант тоски. Это тоска об отвергнувшем тебя либо отвергнутым тобой человеке, который живет в соседнем доме, на соседней улице, в одном городе…. Да собственно говоря, какая разница, где живет. Одно лишь осознание того, что он есть, но не доступен, сжимает мертвой хваткой горло, перекрывает доступ кислорода в легкие, стискивает, и заставляет замереть и вновь, бешено забиться сердце.

Это тоска об утраченной, упущенной возможности. Она, эта возможность вроде бы, как и есть. И где-то, совсем рядом. Но ты уже осознаешь, что она потеряна раз и навсегда. И вновь защемило в груди, противно — тягуче заныло под лопаткой.

Тоска может так же парализовать, в момент понимания бесперспективности, безысходности бытия вообще, либо в отдельно взятой стране в частности, в момент осознания бесплодности предпринимаемых попыток вырваться из порочного круга, изменить вектор движения, направление развития…

Какие предпринять действия в первом варианте?

Очень важно, четко уяснить, никаких компромиссов. Никакого сотрудничества. Безжалостное и беспощадное уничтожение любых проявлений тоски в вышеописанных, либо подобных вариантах.

Проанализируйте личность, обстоятельства, материальные составляющие причин и следствий, позволивших тоске укорениться и расцвести в вашем .

Можете даже не увлекаться беспристрастностью. Наоборот, проведите анализ с пристрастием. Активно пролоббируйте свои интересы. Да, в конце, концов, вылейте ушат грязи на предмет и причину вашей тоски.

Задайте себе вопрос. Если вы будете придаваться тоске и унынию, произойдут ли в лучшую сторону? Наметятся пути решения проблемы? Думаю, что ответ вы уже сами знаете. Нет! Нет! И нет!!!

Поэтому сотрите вашу тоску в порошок. Визуализируйте этот процесс, представьте его во всей красе, со всеми подробностями. Растерзайте ее, испепелите и развейте прах в межгалактическом пространстве. Разозлитесь на тоску. Впадите в бешенство, в неистовство. Уничтожьте ее любым доступным и приятным способом.

И запомните еще раз. Никаких компромиссов!

Тоска по прошлому — его не вернуть.

Если причина тоски – потеря близкого вам человека, близкого существа, потоскуйте какое-то время, но смотрите чтобы это чувство не переросло в . В этом случае тоску к конструктивному чувству, конечно, не отнесешь, но что-то светлое в ней все же есть.

Нужно понимать, что тоску о потерянных людях, домашних животных, безвозвратно ушедших временах, вам не победить окончательно, раз и навсегда. Это чувство будет то уменьшаться, затихать, то вспыхивать пожаром с новой силой. Непревзойденное понимание сути такого процесса воплотил автор «Бахчисарайского фонтана».

Просто сохраните в памяти только положительные, светлые черты, моменты, особенности. Пусть возвращающаяся тоска подобного толка, будет сродни умиротворению, испытываемому в пору «Золотой осени». Грустная, но светлая. Прекрасная, как краски осени. Краски, символизирующие отмирание и неотвратимое возрождение одновременно.

Не вините себя ни в чем. Твердо усвойте одну, известную каждому истину: «Время лечит».

Заключение.

Не существует универсальных рецептов, как побороть тоску. Каждому суждено пройти свой, уникальный путь.

Однако хотелось бы еще раз напомнить несколько непреложных правил, помогающих как минимум уменьшить, либо полностью ликвидировать негативное воздействие тоски на .

Я встречаю много активных, упорных людей, которые вдруг сдаются, сдуваются и уходят в тоску с чувством полной безнадёжности. И ситуации-то не “аховые”, и в более серьёзных переделках человек бывал и выплывал, мог, делал, “впивался зубами” и продирался вперёд, шёл, двигался, активничал и развивался.

Почему же сейчас вдруг опустились руки? Что произошло?
А произошло вот что. В простонародье это называется ” на старые дрожжи”. Ситуации, возникшие сейчас, прорвали заброду и выпустили на волю старую, глубокую тоску.

Это чувство тотальной беспомощности и безнадёжности уже было. И тогда, когда оно было, оно полностью соответствовало ситуации.

” У меня сейчас часто бывают странные ощущения. Вдруг ни с того ни с сего меня немного подташнивает и через секунду резко портиться настроение. Это состояние ни с чем не сравнить. Оно особенное. Накатывает снизу вверх и как-будто укладывает на спину. Если ему податься, то надо лечь на спину как солдатик, вытянуть руки и ноги, а потом, сложить руки на груди, обездвижиться и … умереть. Я помню такое состояние накатывало на меня в детстве. Дедушка забирал меня с детского сада, мы шли по асфальтированному тротуару вдоль деревянных заборов частных домов, я вела палочкой по дощечкам заборов, она так прикольно тарахтела… и вдруг – оно. Тошнота и резкий провал в плохое настроение. Будучи маленькой я научилась распознавать его в себе и убегать от своего плохого настроения.”

Маленький ребёнок не может называть чувства, они прорывались “плохим настроением” и телесными ощущениями. Но вспомнив ощущения и ситуацию им соответствующую, “заглянув в своё детство”, можно высвободить из памяти и те невероятные чувства, которые так проявлялись в теле.

“… О, боже!.. Эта была безнадёжность, полная и тотальная безнадёжность моего детсадовского детства. Шкафчики с картинками, коридоры, железные раскладушки с острыми пружинами, которые надо было тянуть и раскладывать самим; матрасы, которые выдавали каждому в руки, чтобы он сам застелил себе постель. И эта еда, которая так отвратительно пахла, что и её можно было есть, только задержав дыхание и постаравшись не чувствовать склизкие куски во рту. Злобные, всемогущие воспитательницы, хитрые и двуличные одногрупники, всегда кого-то травили… Эти страшные туалеты с дыркой в полу, невозможность уединиться… Деревянные веранды, где заставляли сидеть всю прогулку до самого позднего вечера, иногда счастье- давали огрызки карандашей и маленькие тоненькие листочки серой бумаги, можно было рисовать … дом с крылечком, труба, палисадник…

Однажды, когда дедушка с бабушкой остались дома, я попросила меня в детский сад не водить. Только в это день. Они засомневались, помню их улыбающиеся лица, и мне показалось, что они согласились, но…вдруг передумали, видимо, решив, что в детский сад “ходить надо” и нечего тут расслабляться. Наверное в этот момент я поняла, что ничего не смогу изменить.”

Эта тотальная безнадёжность ребёнка, понимание и ощущение своей полной беспомощности, необходимости жить и терпеть все, что выпадает ему на долю – переживание настолько тотальное, что психика ребёнка не может его переварить. С этим невозможно ничего сделать. Жить, осознавая всё это, нельзя. Поэтому психика блокирует осознававшие и позволяет прожить это как телесный симптом – ощущение тошноты и эмоционального упадка.

Чувство полной безнадёжности, отчаяния и желание просто умереть – адекватная реакция ребёнка в безысходной ситуации. Действительно, там и тогда эта девочка была полностью беспомощна перед миром взрослых людей.

Если вы родились и выросли в Советском Союзе, прошли через систему ясель и детских садов, то эти чувства вам знакомы. Любая другая драматичная ситуация, а не только детский сад, может стать травмой для ребёнка и глубокой зарубкой в его душе.

Безнадёжность, беспомощность и отчаяние навсегда остаются врощенными в психику. И в периоды нашей жизни, когда несколько событий, произошедших одновременно, выбивают нас из колеи, мы, не осознавая того сами, оказываемся на деревянной веранде старого детского сада, как будто маленький ребёнок перед лицом огромного жестокого мира, где он ничего не может изменить.

Знаете, в инете есть видео эксперимента с блохами. Их накрывают банкой, держат несколько часов, потом снимают банку, и блохи уже никогда не могут выпрыгнуть за границы, когда-то обозначенные банкой.

Так и мы. Став взрослыми и сильными людьми, которые могут справиться и найти выход из большинства ситуаций, у которых много сил и ума сделать это, мы вдруг опускаем руки. Это происходит тогда, когда несколько событий в нашей жизни создают ситуацию, которую психика воспринимает похожей на наш детский опыт. И выдаёт готовый результат – “не иди, не борись, всё бесполезно, не стоит пытаться”.

И детская, горькая беспомощность накрывает с головой и опустошает душу.

Стать взрослым – это пережить и принять свой детский опыт.

А пока этого не произошло, психика часто может выдавать неадекватные детские реакции на ситуации, из которых состоит наша взрослая жизнь. И с которыми, может справиться любой взрослый человек.

На то он и взрослый)

От скраденной луны,
Что ведьмину рубаху
Убрали с пелены…

Куда ушла усталость,
И робость, и тоска…
Была ли это жалость
К судьбишке дурака,

Как знать?.. Луна высоко
Взошла - так хороша,
Была не одинока
Теперь моя душа…

ЗА ОГРАДОЙ

Глубоко ограда врыта,
Тяжкой медью блещет дверь…
- Месяц! месяц! так открыто
Черной тени ты не мерь!
Пусть зарыто, - не забыто
Никогда или теперь.
Так луною блещет дверь.

Мало ль ссыпано отравы?..
Только зори ль здесь кровавы
Или был неистов зной,
Но под лунной пеленой
От росы сомлели травы…
Иль за белою стеной
Страшно травам в час ночной?

Прыгнет тень и в травы ляжет,
Новый будет ужас нажит…
С ней и месяц заодно ж
Месяц в травах точит нож.
Месяц видит, месяц скажет:
«Убежишь… да не уйдешь»…
И по травам ходит дрожь.

ТО БЫЛО НА ВАЛЛЕН-КОСКИ

То было на Валлен-Коски.
Шел дождик из дымных туч
И желтые мокрые доски
Сбегали с печальных круч.

Мы с ночи холодной зевали,
И слезы просились из глаз;
В утеху нам куклу бросали
В то утро в четвертый раз.

Разбухшая кукла ныряла
Послушно в седой водопад,
И долго кружилась сначала,
Все будто рвалася назад.

Но даром лизала пена
Суставы прижатых рук,
Спасенье ее неизменно
Для новых и новых мук.

Гляди, уж поток бурливый
Желтеет, покорен и вял;
Чухонец-то был справедливый,
За дело полтину взял.

И вот уж кукла на камне,
И дальше идет река…
Комедия эта была мне
В то серое утро тяжка.

Бывает такое небо,
Такая игра лучей,
Что сердцу обида куклы
Обиды своей жалчей.

Как листья тогда мы чутки:
Нам камень седой, ожив,
Стал другом, а голос друга,
Как детская скрипка, фальшив.

И в сердце сознанье глубоко,
Что с ним родился только страх
Что в мире оно одиноко,
Как старая кукла в волнах…

ТРИЛИСТНИК СУМЕРЕЧНЫЙ

СИРЕНЕВАЯ МГЛА

Наша улица снегами залегла,
По снегам бежит сиреневая мгла.

Мимоходом только глянула в окно,
И я понял, что люблю ее давно.

Я молил ее, сиреневую мглу:
«Погости-побудь со мной в моем углу,

Не мою тоску ты давнюю развей,
Поделись со мной, желанная, своей!»

Но лишь издали услышал я в ответ:
«Если любишь, так и сам отыщешь след.

Где над омутом синеет тонкий лед,
Там часочек погощу я, кончив лет,

А у печки-то никто нас не видал…
Только те мои, кто волен да удал».

ТОСКА МИМОЛЕТНОСТИ

Бесследно канул день. Желтея, на балкон
Глядит туманный диск луны, еще бестенной,
И в безнадежности распахнутых окон,
Уже незрячие, тоскливо-белы стены.

Сейчас наступит ночь. Так черны облака…
Мне жаль последнего вечернего мгновенья:
Там все, что прожито, - желанье и тоска,
Там все, что близится, - унылость и забвенье.

Здесь вечер как мечта: и робок и летуч,
Но сердцу, где ни струн, ни слез, ни ароматов,
И где разорвано и слито столько туч…
Он как-то ближе розовых закатов.

СВЕЧКУ ВНЕСЛИ

Не мерещится ль вам иногда,
Когда сумерки ходят по дому,
Тут же возле иная среда,
Где живем мы совсем по-другому?

С тенью тень там так мягко слилась,
Там бывает такая минута,
Что лучами незримыми глаз
Мы уходим друг в друга как будто.

И движеньем спугнуть этот миг
Мы боимся, иль словом нарушить,
Точно ухом кто возле приник,
Заставляя далекое слушать.

Но едва запылает свеча,
Чуткий мир уступает без боя,
Лишь из глаз по наклонам луча
Тени в пламя сбегут голубое.

ТРИЛИСТНИК ТОЛПЫ

ПРЕЛЮДИЯ

Я жизни не боюсь. Своим бодрящим шумом
Она дает гореть, дает светиться думам.
Тревога, а не мысль растет в безлюдной мгле,
И холодно цветам ночами в хрустале.
Но в праздности моей рассеяны мгновенья,
Когда мучительно душе прикосновенье,
И я дрожу средь вас, дрожу за свой покой,
Как спичку на ветру загородив рукой…
Пусть это только миг… В тот миг меня не трогай,
Я ощупью иду тогда своей дорогой…
Мой взгляд рассеянный в молчаньи заприметь
И не мешай другим вокруг меня шуметь.
Так лучше. Только бы меня не замечали
В тумане, может быть, и творческой печали.

ПОСЛЕ КОНЦЕРТА

В аллею черные спустились небеса,
Но сердцу в эту ночь не превозмочь усталость…
Погасшие огни, немые голоса,
Неужто это все, что от мечты осталось?